Ведь Акобал прав — проблем у жителей здешнего финикийского Эдема хватает. Но это их головная боль, а мы прибыли сюда из-за океана не по их делам, а по своим собственным. Вот ими и займёмся…
— Мыылять! Ни хрена себе, сказал я себе! — обещанный нам туземными охотниками-проводниками местный кубинский «медведь» поначалу-то особого впечатления не производил — ага, пока на четвереньках был и уйти от нас пытался. И не так уж и неуклюже, кстати, как можно было бы предполагать, учитывая его настоящую биологическую принадлежность. Хотя до натурального медведя ему в скорости передвижения, конечно, как раком до Луны, что данный экземпляр и продемонстрировал нагляднейшим образом. Мы даже и не запыхались, догоняя его. Зато когда он, отчаявшись в попытках слинять, развернулся, встал на дыбы, растопырил когтистые лапы и заревел — вот тогда да! Ну, зубки-то — так себе, ничего подобного медвежьим клыкам в его пасти нет и в помине, но вот коготки на лапах — млять, всем коготкам коготки! Куда там тому медведю! Попадись ему в лапы — как нехрен делать пополам раздерёт! Собственно, именно это он и попытался нам продемонстрировать, раскинув свои хорошо вооружённые лапы пошире, этот «медведь», а на самои деле — местный наземный ленивец…
— Стреляем по очереди! — прошипел я, опомнившись, — Хренио! Стреляй первым! — зверь всё-же способен хоть и не на медвежий, но всё-же на довольно быстрый бросок в атаке, и следовало на случай промаха иметь запасные выстрелы наготове. Тем более, что наши гойкомитичи предупредили… Млять! Так и есть! Правильно они нас предупредили!
Болт испанца поразил «медведя» в грудь, но совсем не так глубоко, как мы надеялись, и разъярённый зверь попёр на нас. Хвала богам, что это не настоящий медведь! Когти когтями, но как раз сейчас они ему только мешают, а ведь рулит-то в данный момент скорость!
— Расступаемся и бьём с боков! — скомандовал я Велтуру, тоже вооружёному арбалетом. Опустившийся для атаки обратно на четвереньки зверюга представлял теперь из себя гораздо худшую мишень, да и скрытая в толще шкуры костная «броня», о которой нас и предупреждали проводники, на боках у него наверняка покрепче, чем на брюхе. Но ведь охотятся же на него сами дикари со своими дротиками, верно? Вжарим ему сейчас залпом, а там и Васькин перезарядится.
Расступились, подпустили поближе, вжарили оба ему в бочины, тот взревел и снова вскинулся на дыбы, и этим моментом воспользовался успевший перезарядиться Хренио. В общем, завалили «косолапого мишку», как его там по научному? Самый здоровый, со слона который, мегатерием дразнился, более мелкий, с быка величиной — милодоном, а этот островной «медведь» — хрен его знает. Ну и хрен с ним, пущай тогда медведем и будет у нас числиться зверюга эта бронированная. Ага, ленивец, млять!
— Ду и што, типерь даволид? — прогундосил я как при тяжком насморке, поскольку мой нос был уже зажат пальцами левой руки, — Дахреда тибе сдалась эта вадючая туша? — туша в натуре воняла так, что впредь при наличии другой дичи охота на ЭТО хрен когда меня больше заинтересует.
— Я ди видават, што АДО такое! — прогундосил аналогичным манером в ответ шурин, — Я иво в гавде ди вазюкал!
— Од саб извазюкался, как тибя увидил! — подгребнул его Васкес, тоже старательно зажавший нос.
— Scrofa stercorata et pedicosa! — констатировал предусмотрительно оставшийся поодаль Тарх, и я кивнул ему в знак понимания насчёт грязной завшивевшей свиньи и своего полного с ним согласия, поскольку внятный ответ на латыни с зажатыми ноздрями у меня едва ли вышел бы.
— Милят! Хозяйский срач! — присоединился к нашему общему мнению и Бенат, тоже остановившийся рядом с этруском.
— Срань господня! — поправил я его, отойдя от зловонной туши и освободив наконец ноздри, — Ну и как ты теперь собираешься свежевать и разделывать этот свой роскошный охотничий трофей? — это я уже Велтура подгребнул, который, собственно, и втравил нас в это пахучее охотничье недоразумение.
Тот и сам не имел ни малейшего представления, как это теперь сделать, и энтузиазмом явно не горел, но на его счастье наши проводники-туземцы оказались не столь брезгливы…
Ноги же у этой охотничьей блажи моего шурина выросли всё из того же праздника Астарты. Мы-то тогда по жрицам ейным пошли. Я — по не высказанной открытым текстом, но тщательно подготовленной отцом Аришат предварительной «договорённости», остальные — и за компанию со мной, и по соображениям «такие красотки, да ещё и умелые, да ещё и дают в эти дни бесплатно» — это ж дураками надо было бы быть, чтоб таким раскладом не воспользоваться, а дураков среди наших не водилось. Велтур в принципе тоже составить нам компанию намеревался, да вмешался его величество случай. На праздник Астарты ведь в храм практически все благочестивые финикиянки стекаются, дабы передком своим богине послужить. Ну, кроме тех, кому уже по преклонному возрасту или по уродству «просьба не беспокоиться», гы-гы! А обычай ведь священный, как я уже упоминал, помнится, здесь весьма суров. Если баба оказалась вдруг бесхозной, то обязана дать первому же, кто её пожелает, и не гребёт, если этим первым пожелавшим окажется даже и дикое татуированное чудо в перьях. Сифилитика-то туземного, конечно, хрен кто в храмовый двор пустит, даже просто подозрительного найдут повод обратно завернуть, но какой-то ведь риск один хрен остаётся, а обычай есть обычай — не гребёт. Чтоб красивой шестнадцатилетней девчонке, да из хорошей семьи, да бесхозной вдруг оказаться — это я даже и не представляю себе, как постараться надо. Но — факт остаётся фактом — только-только вошедшей в возраст невесты Милькате это удалось. Велтур, правда, уверяет, что её вины тут нет, это жених ейный — дурак и козёл, но звучит это как-то неубедительно. Учитывая панический страх эдемских горожанок перед сифилисом, так уж лучше свой финикийский дурак и козёл — за которого, вдобавок, замуж собралась, чем дикарь-гойкомитич. Поэтому хрен её знает, что там у неё с козлом ейным не так вышло, не интересовался я подробностями, но вышло так, что пришлось весьма аппетитной девке — тут вполне шурина могу понять — нарезать круги по саду, силясь «не заметить», но при этом избежать встречи аж с тремя положившими на неё глаз дикарями.