Сейчас, спустя несколько дней после оставления за кормой последнего из Канарских островов, вглядываясь в безбрежные просторы Атлантики, все уже не без ностальгии вспоминали даже Канары. Финикийские, конечно, а не гуанчей. Особенно Велтур с его юношеской гиперсексуальностью. Арунтий ведь ему на совершеннолетие не только крутой меч, но и весьма смазливую наложницу подарил, и парень, конечно, успел уже войти во вкус по этой части. Да только остались дома и стальной карфагенский меч, и жаркая податливая красавица. Меч тот с собой брать я ему отсоветовал, порекомендовав прихватить вместо него наш бронзовый. И не заржавеет от морской сырости, и компас не нагребёт. А наложницу ему отец велел дома оставить. Античный мир патриархален, и отцовская власть в нём — далеко не чистая формальность и уж всяко не пустой звук. По сравнению с той его наложницей — как и по сравнению с моей Софонибой — даже те элитнейшие жрицы Астарты из оставленного нами неделю назад захолустного канарского городишки выглядели не слишком презентабельно, но на нынешнем безрыбье посреди океана шурин тоскует уже и по ним.
— Не понимаю я отца! Неужели он думает, что я на ложе с красивой рабыней забуду о важных делах? Вот ещё! Разве для этого я просился в это плавание? Наоборот — не имея под рукой своей женщины, я то и дело буду пялиться на всякую встречную и думать о том, как бы мне с ней… Как ты это называешь? Потолкаться?
— Ага, перепихнуться.
— Ну и зачем это нужно? Почему отец не понимает таких простых вещей?
— Всё он понимает. Но и я, как видишь, свою Софонибу тоже с собой не взял.
— А ты-то почему? Ладно я, мне отец запретил, и я обязан повиноваться ему даже в этом, но тебе-то кто мог запретить? Велия ведь всё понимает правильно — прошлый раз сама же её с тобой и послала…
— То — в прошлый раз. Не сравнивай Внутреннее море с Морем Мрака. Взгляни на Акобала. Вряд ли он заметно беднее нас с тобой и наверняка тоже имеет шикарную наложницу — вряд ли она сильно уступает нашим. Ну и где она? Ты видишь её на судне? А ведь он на этом корабле — царь и бог, и никто не вправе запретить ему чего бы то ни было.
— Женщина на корабле приносит несчастье? Но ведь это же глупое суеверие! Он — моряк и может верить в этот вздор, но ты-то ведь образованный человек. Ты же плавал с Софонибой и в Гадес, и обратно, и ничего страшного не случилось. Внутреннее море или Море Мрака — какая разница?
— Большая, Велтур, очень большая. На Внутреннем море плавание редко продолжается больше трёх дней. Чаще — меньше. Бывает, что и каждая ночёвка — в каком-нибудь порту. Воинам и матросам есть где найти себе шлюх и выпустить пар. Поэтому там — в таких условиях — я мог позволить себе прихватить с собой собственную женщину. Когда простой человек может без труда получить своё — он легче и спокойнее относится к тому, что кто-то имеет больше его. Но мы — в Море Мрака. Сорок дней плавания! Ты представляешь, что это такое? Не ты один соскучился по женской ласке — все соскучились. И Акобал, и я, и Хренио, и наши бойцы, и матросня. А ведь прошло только пять дней из сорока — посчитай сам, сколько осталось.
— Не напоминай, Максим! — страдальчески простонал парень, — Не знаю, как я это выдержу!
— Выдержишь, как и все. Придётся. Вот, представь себе на миг, что мы все трое — Васькин на другом корабле, и его я не считаю — дружно сбрендили и взяли с собой своих наложниц. Ты — свою, я — свою, Акобал — свою. Прикинь — три бабы, да ещё и штучных, высшего сорта, куда там до них потасканным портовым лахудрам, разгуливают по палубе среди кучи оголодавших по хоть какой-нибудь влажной дыре мужиков. Уже сейчас, всего через пять дней, все пялились бы только на них. А что было бы ещё через десять дней? А теперь — взгляни на нашу кормовую каюту, в которой мы спим все трое. Мало того, что она невелика, так и стенки у неё — одно название. А дверей и вовсе нет — только матерчатая занавеска. И вот — представь себе на миг — мы договорились, кинули жребий и распределили очередь, кому в какую ночь заниматься любовью. Сегодня, допустим, тебе выпало, и мы с Акобалом и нашими бабами спим на палубе среди всех, а ты наслаждаешься в каюте на ложе со своей. Много ли толку от того, что вас с ней никто не видит глазами? Вас слышно! Ложе скрипит и ходит ходуном, твоя шикарная краля ахает и повизгивает от восторга — ты ведь не заткнёшь ей рот кляпом, верно? И значит, все эти звуки разносятся по всему кораблю и прекрасно слышны всем. И практически каждый не просто знает, что происходит в каюте, а по каждому аху и взвизгу твоей красавицы безошибочно угадывает каждое твоё движение. Качка с её размеренным ритмом и так-то наводит на ассоциации — особенно, если весь день перед этим чужие и недоступные для них бабы глаза им мозолили, а тут ещё такой концерт, гы-гы!
— Ну, ты уж преувеличиваешь, ха-ха!
— Утрирую для наглядности. Не весь корабль — так половина. Тем, кто не слыхал, слыхавшие расскажут утром и — будь уверен — преувеличат похлеще моего. Ну и как ты им прикажешь на это реагировать? Так это ведь ещё и не одну ночь, а каждую. Сегодня ты, завтра я, послезавтра Акобал. Как ты думаешь, на какой день плавания нам придётся загнать своих баб в каюту, а самим стоять у входа с мечами наголо?
— Ну а если не каждую ночь? Ну, хотя бы изредка и потихонечку…
— А ты утерпел бы, имея свою под рукой? Но — хрен с ним, допустим, утерпел бы. И хрен ли толку? Не в первую же неделю, так на вторую, не на вторую, так на третью — какая на хрен разница? Хрен доплыли бы мы так до земель по ту сторону океана! Нельзя раздражать людей, надолго лишённых того, что легко доступно тебе. Именно тем, что мы все здесь в равном — ну, в этом смысле в равном — положении, и обеспечивается порядок на судне. Даже сам вид красивых баб, доступных нам и недоступных им — уже доводил бы их до белого каления. Так что, Велтур, не такое уж это и глупое суеверие. В долгом плавании женщина на корабле может запросто принести несчастье…