Солнце, хоть и зимнее, но всё-же африканское. Мелкого, конечно, вытерли насухо — хорошо растёрли, дабы разогрелся, а сами попросту обсохли. Красота, кто понимает! Особенно забавна реакция наших баб-попаданок. Наташка визг подняла, когда Володя, передав служанке их трёхмесячную Ленку, предложил ей искупаться, а Юлька Серёге ещё и затрещину залепила, после чего просветила его по вопросу его родословной за последний добрый десяток поколений. Антигона Васькина, глядя на Велию, захотела было окунуться тоже, но потом взглянула на свой выпирающий живот и передумала. В общем, в полном составе искупалось только моё семейство.
— Ты, Канатбаев — сам чокнутый и жену себе выбрал чокнутую, и потомство у тебя с ней — такое же! — просветила меня Юлька.
— Ага, яблоко от яблони далеко не падает, — согласился я с конструктивной составляющей ейного рецидива троллинга, — А ты — жди посреди Африки лета и думай, почему фрицы не взяли Москву.
— Оттого, что кто к нам с мечом придёт — с ним и замёрзнет, — разжевал ей на всякий случай Серёга.
— Ещё один умник выискался! — переключилась на него его благоверная.
Аккуратно опуская сына с рук на расстеленную подстилку, я в очередной раз убедился в наличии наследственного эффекта, и мы с Велией обменялись понимающими кивками и улыбками — не зря заморачивались при его планировании. Когда берёшь Волния на руки, отрывая от чего-то, для него увлекательного — он ощущается гораздо тяжелее, чем есть на самом деле. Из воды вынимал, так казалось по весу, что двухлетний уже пацан, хотя ему и до года ещё далеко — только летом исполнится. А вот когда он сам из рук Софонибы обратно ко мне запросился — так когда я его принимал, казалось, что вообще почти ничего не весит. Ходить — не ходит, только ползает, но когда на руки просится — легко на ножки встаёт и кажется лёгким, как пушинка. Пожалуй, оно и к лучшему, что мы в античном мире, где традиции взвешивать детей как-то не завелось. В нашем современном — хрен бы мы скрыли эффект антиграва от тех, кому знать о нём не положено…
— Ты из собственного ребёнка собственными руками земноводное делаешь! — отчехвостив Серёгу, Юлька снова переключилась на меня.
— Человек произошёл от водоплавающей обезьяны, — наставительно заметил я ей, — И глупо было бы не развивать унаследованную от предков способность, которая не раз ещё пригодится в жизни.
— Ты бы свою ещё вообще в воду рожать заставил! И как ты не додумался, а?
— С чего ты взяла, что я до этого не додумался? Очень даже додумался, но на память и на телефоне информации было недостаточно — дома она у меня вся осталась на домашнем компе, а местные повитухи в этом ни разу не копенгаген, а тут ещё нас троих в Испанию послали…
— И правильно сделали! Наворотил бы ты тут со своей идеей-фикс… Кого ты начитался? Харди или Никонова?
— Ну, Харди со своей притянутой за уши морской гипотезой идёт лесом, а с нормальной пресноводной я ознакомился ещё до Никонова, точнее — до его источников. Ян Линдблад её первым озвучил.
— Разве? — удивилась Наташка, — Он же, вроде, натуралистом-любителем был, а не антропологом. Про птичек писал, про зверушек всяких…
— Его последняя книга — «Человек — ты, я и первозданный». Русское издание было ограниченным тиражом, поэтому малоизвестно. Даже в библиотеки не во все попало, а уж в свободную продажу — вообще мизер. Я читал в библиотеке, потом купил свой экземпляр на барахолке с рук — каким-то чудом, не иначе. Прикинь, буквально за день до моего подхода к продавцу ему её прежний хозяин принёс и попросил продать. А в интернете электронная версия только в последние годы появилась…
— В чём там суть?
— В миоцене ведь — ближе к концу — климат сухим стал, и площадь тропических джунглей здорово съёжилась. В зоне саванн остались только узкие галерейные леса вдоль рек и вокруг озёр, и тем человекообрвазным, что оказались в них, пришлось полуводный образ жизни осваивать. Где-то с восьми и до четырёх миллионов лет назад, то бишь от рамапитека и до австралопитека. Вот за четыре, считай, миллиона лет и выработались все наши отличия от всяких там шимпанзе со всеми прочими орангутангами. Ну, кроме мозгов, конечно. Все его выкладки долго рассказывать, проще прочитать — у меня на флэшке есть.
— Но ведь он же не настоящий учёный?
— И что с того? Раскопали уже евонного гипотетического Х-питека. Датировка черепа — семь миллионов лет. Озеро Чад тогда покрупнее нынешнего было, так раскопали там, где тогда вода всё время стояла, вдали от берега с лесом. Сама посуди, что нормальная древесная обезьяна могла посреди озера делать? Её ведь в воду вообще хрен загонишь!
— А чё — логично, если вдуматься! — поддержал Володя.
— Нет, вы все с приветом! — выпала в осадок Юлька.
Потом, пока слуги разводили костёр и поджаривали шашлык, мы неизбежно переключились на обсуждение предстоящего нам с Васькиным трансатлантического круиза. И снова я — уже традиционно — оказался у Юльки сволочью и эгоистом. За что? А за то, что картошку ей в Америке добывать не захотел. Соскучилась она, видите ли, по варёному и жареному картофану. А кто из нас, спрашивается, не соскучился?
— Юля, ну подумай ты наконец своей бестолковкой! Мы в Вест-Индию плывём, на Антильские острова. Скорее всего, как я сильно подозреваю — на Кубу. А картофан — в Андах, в Перу, где инки, которых, кстати, ещё и в помине нет, — попытался я её урезонить, — Вот и прикинь, где та Куба и где Перу. Карту представляешь? Сама-то хоть понимаешь, чего хочешь? Поход через всю Центральную Америку и половину Южной, да ещё и с парой десятков людей от силы. Да тамошние чингачгуки с гойкомитичами, на человеческих жертвоприношениях своим богам помешанные, только и ждут такого подарка судьбы! Там сам Кортес со всем своим войском хрен прошёл бы! Писарро — и тот морем до самого Перу плыл из давно завоёванной и замирённой Панамы. 200 человек в военной экипировке 16-го века — в стальных кирасах и морионах, с толедскими шпагами, с лошадьми и огнестрелом. Как говорится — почувствуй разницу…