— Мыылять! Ну, Фамей! Ну дурак, млять! — прорычал я, поскользнувшись на глинистой грязи и едва удержав равновесие, — Аккуратнее, не уроните пулемёт! — я-то налегке иду, даже арбалет с болтами слуга несёт, и то иной раз балансировать приходится, а расчёт полибола тащит свой смонтированный на носилках агрегат. Ну Фамей! Выбрал времечко для войны, орясина!
— Порох! Берегите порох! — вторит мне Васькин, чавкающий грязью рядом с нашими кулевринщиками. Хвала богам, краснозёмную низину войско преодолело по реке, а в предгорьях земля уже глинистая, да каменистая. В краснозёмах — ага, тех самых, плодороднейших и высокоурожайнейших — вообще утонули бы на хрен в грязи. Но и раскисшая от воды глина — тоже подарочек ещё тот. А тут ещё и этот грёбаный дождь, млять!
— Vae! — рявкнул нагребнувшийся таки прямо в лужу Тарх, — Stercus accidit! — этруск настолько привык между занятиями по фехтованию учить нас с Велтуром ещё и латыни — в своём весьма похабном стиле — что и сам с собой иногда на ней же переругивается. Что называется, вошёл в роль, гы-гы!
— Semper in excremento, sole profundum qui variat, — утешил я его. Он эту лужу с говном сравнил, а я ему напомнил, что в этом несовершенном мире мы по жизни в говне, только глубина меняется. Спасибо хоть, не в буквальном смысле — здесь нет ни лошадей, ни волов, ни мулов, ни ишаков, а двуногие носильщики всё-же не ленятся сойти с дороги, когда им приспичит посрать.
— Млять! Mala pituita nasi! — добавил шурин, только что тоже вступивший в грязь и сравнивший её с омерзительными соплями.
— Милят! — поддержал его Бенат, тоже не сумевший остаться в этой помойке чистюлей.
— По нашей жизни куда-нибудь, да вступишь — не в говно, так в партию, не в партию, так в лужу, не в лужу, так в секту, — резюмировал я.
Ну, если совсем уж непредвзято разобраться, то Фамей тут не виноват. Не он развязал этот дурацкий и никому по сути дела не нужный конфликт Эдема с Чанами, а через них — и с доброй половиной окрестных племён местных гойкомитичей. Всё этот грёбаный Ятонбал! Вот уж кто самый натуральный ущербный урод! Просто выходит так, что Чанов для их умиротворения надо взять за шкирку и хорошенько встряхнуть у самого их логова, а то эти дикари уж больно обидчивы и не склонны ни башкой думать, ни разбираться в навороченном спокойно и беспристрастно, пока им не вправишь мозги хорошей затрещиной. Промедлишь с этим — придётся в осаде сидеть, а это эдемцы уже проходили и урок усвоили, да так, что в его повторе больше не нуждаются. А кроме того, тут задействованы и наши интересы, так что и наше участие в этом походе тоже справедливо. Но основная масса его участников — эдемские финикийцы, и возглавляет поход их суффет Фамей, и если не утруждать себя разбором причин и следствий, то чисто на пальцах выходит, что это по его милости я сейчас чавкаю подошвами по грязи. Что удивительного в том, что в данный конкретный момент я несколько предвзят?
Началась же вся эта хрень вот с чего. О том, что молодой интриган Ятонбал смылся, не дожидаясь следствия и суда, я ведь уже упоминал? Ну и прекрасно. А вот куда смылся, когда его разыскивают по всему городу и окрестностям, включая и пограничные сторожевые форпосты колонии? Вокруг ведь одни чингачгуки, у которых избалованному финикийскому олигархическому обалдую и делать совершенно нехрен, и затеряться среди них абсолютно нереально. И непохож он на красножопое чудо в перьях ни разу, и знают там все друг друга и у себя, и в соседних общинах. Любой новый человек такое внимание к себе привлекает, что слух о его появлении разносится моментально. И город-то невелик, и в нём-то практически все старожилы друг друга знают хотя бы в лицо, а уж о любом представителе городской элиты всем известно всё. В малочисленных общинах дикарей — тем более. Собственно, по зрелом размышлении мы с Васькиным даже и не виним Фамея в топорном следствии — ну никак не должен был подозреваемый в бега податься. Должен был отпираться до последней возможности, а исчерпав и её — падать в ноги и молить о снисхождении, заодно давая на лапу всем, чьё мнение могло бы хоть как-то повлиять на решение суда. Так что удивил Ятонбал своим побегом, весьма удивил…
Пока разбирались и ломали головы над тем, куда этот дуралей мог лыжи навострить, пока Фамей дружков евонных, кто с ним не сбежал, брал за жабры, да допрашивал, пока выяснялась и без того уже вычисленная Хренио картина интриги, направленной на дискредитацию традиционного эдемского правительства как в глазах самих горожан, так и в глазах Тарквиниев — несколько дней прошло. А попутно ведь и другие вопросы решали. Это табак дополнительный суффет нам без особых проблем организовал, но нам же и кока дополнительная требовалась, и насчёт неё пришлось договариваться с торгующими с материком эдемскими купчинами-судовладельцами, дабы ещё по рейсу к ольмекам сделали, да хорошенько у них поискали. А заодно и ещё кое-что — Наташка ведь мне перед отъездом из Карфагена ТАКОЙ список накатала, что я охренел на месте. Я-то по простоте душевной надеялся, что раз за картофаном, да за бананами в Анды переться не надо, так и обойдёмся как-нибудь основной задачей. Ага, хрен там! Даже без кокосов, которые нам не попались на островах, но по наташкиным заверениям имеют даже в этом случае неплохие шансы найтись на тихоокеанском побережье южной Мексики — ага, так я ей туда и попёрся с шилом в заднице и парой десятков вояк под рукой — она мне понаписала достаточно. Это как на рынок за покупками. Хоть и не совдеповские давно уже были очереди в нашем прежнем мире, а так, несколько человек от силы, да только ведь очередь очереди рознь. За мужиками мне и за пятью стоять было не в падлу. Мужик — он ведь одно что-то берёт, редко когда больше, а вот бабы — мыылять! Вон того ей немного, теперь вон того — нет, это не подходит, покажите вон то, а теперь вот это и ещё взвесьте немножко вон того. За одной-то бабой ради одной единственной покупки стоять упаришься, пока она все свои сделает, а уж за парой-тройкой баб я хрен в очередь встану — не мазохист я ни разу ждать, пока они все по всем своим длиннющим спискам отоварятся. Вот и Наташка — баба есть баба — примерно таким же списком мне удружила. И помидоры, которые должны уже быть известны на материке, хоть и мелкие, сорт «черри» напоминающие, и подсолнух, и кукурузу ту же самую, и перец красный стручковый — причём, она предполагает, что и сладкий эти индюки мексиканские могли уже в принципе вывести. Прямо так и сказанула, когда я ехидно поинтересовался, чем ей стручковый ливийский плох. Ну и какава та самая, шоколад которая — ольмеки уже должны знать и выращивать. И не гребёт её, что у самих ольмеков та какава — напиток элитный, ни разу не простонародный — раз есть, значит найди и привези. Кошёлка, млять!